Про Беркута

Забегала вчера Сашка. Удивленная и возмущенная.

— Нет, представляешь, — говорит, — они у меня писали изложение. Текст был про беркута со сломанным крылом, которого спас человек. И почему-то все, как один, написали, что речь шла про маленькую птичку.

Мы прикинули размеры беркута, справились в Википедии. После этого я посмотрела на свою комнату, раньше не казавшуюся мне такой уж крохотной, другими глазами. Не буду я держать беркутов, однозначно.

— Я все прощу, — печально продолжала Сашка. — И то, что «беркут» они писали с большой буквы — они решили, что так звали птичку, и то, что его спас мальчик, хотя про возраст там ничего не сказано...

— Ну, — встряла я, — тут ясно: они ассоциировали себя с героем...

— И даже то, что, оказывается, он сломал крыло, когда потерял сознание и налетел на столб...

— «Ворота выдержали»? — поинтересовалась я (незабвенный Фонвизин...).

— Выдержали, — кивнула Сашка. — Я даже понимаю, что они могли ничего не слышать о беркутах. Но откуда они вообще взяли, что речь идет о маленькой птичке?! В тексте уж как-нибудь нигде не сказано, что она маленькая.

Я проводила Сашку и подумала, что знаю откуда.

Это же стереотип: помощь нужно оказывать маленьким, слабеньким, трогательным в своей беспомощности. Милая картинка в золоченой пластиковой рамке: мальчики в коротких штанишках держат на ладошках голубков и ласточек, девочки в панталончиках прижимают к груди котяток с розовыми бантиками, на обороте надпись: «Люби меня, как я тебя, и будем вечно мы друзья». А беркуты уж как-нибудь сами. Чего ему, беркуту? Да еще клювом долбанет так, что тридцать раз пожалеешь о пресловутых благих намерениях. Если вовсе без глаз не останешься.

Трудно это, оказывать благотворительность тем, у кого размах крыльев два метра, да и небезопасно. А на большее не все способны.